Александр Юрьевич Желтов учился у одного из отцов-основателей петербургской африканистики Дмитрия Алексеевича Ольдерогге и много общался со своим двоюродным дядей — известным африканистом и правозащитником Николаем Михайловичем Гиренко. Сегодня Александр Юрьевич продолжает традиции изучения языков и культур африканского континента и старается пробуждать интерес к Африке у студентов, которые только начинают свой путь.

Дмитрий Ольдерогге спрашивал у пришедших на кафедру студентов-первокурсников «Как дошли вы до жизни такой?», пытаясь в шутливой форме узнать, почему они решили изучать африканистику. Наверное, это один из первых вопросов, который хочется задать людям, которые выбрали такую экзотическую специальность. Студенты-первокурсники отвечают всегда примерно одинаково: «просто интересно», «экзотика» или «в Африке много ценных природных ресурсов». Александр Желтов уверен: Африку стоит изучать и по другим причинам. Журналу «Санкт-Петербургский университет» он рассказал, почему африканистика может быть полезна для решения глобальных общечеловеческих проблем.

Как вы сами «дошли до жизни такой»? Окончив школу, вы сразу решили изучать африканистику?

Я точно знал, что хочу заниматься чем-то гуманитарным, связанным с человеком и культурой, социумом. Но для таких занятий в стране были неблагоприятные обстоятельства: поступал в Университет я в 1984 году, в эпоху застоя. Отвечать на многие вопросы гуманитарных наук можно было, зная только про «конфликт производительных сил и производственных отношений». Сама по себе формулировка справедлива, но если вся история сводится к этому пассажу, то становится скучно. С Африкой все было не так. Африка позволяла изучать человека и общество без этих жестких рамок. Была, конечно, и тяга к африканской экзотике, которая есть, наверное, у каждого.

На мой выбор профессии отчасти повлиял и мамин двоюродный брат — известный африканист Николай Михайлович Гиренко. Он рассказывал много интересного про Африку — про серьезные проблемы, которые есть на этом континенте, в чем их причины. Он объяснял сложно, и, чтобы все понять, часто требовалось прикладывать серьезные усилия, но это было как раз то, что меня привлекало. На уроках в школе часто говорили, наоборот, просто и неинтересно.

Николай Михайлович никогда не говорил мне прямо: «Саша, поступай на африканистику». Более того, он считал, что даже отговаривал меня от этой специальности. Однако его многогранная личность привлекала: он не только занимался наукой, но и, например, прекрасно пел и играл на гитаре, блестяще знал язык суахили. Все эти способности и таланты ассоциировались у меня с Николаем Михайловичем и, конечно, с африканистикой.

Какой из ответов на вопрос «Почему решили заниматься африканистикой?» вам более симпатичен: «Потому что это просто интересно» или «Чтобы добывать алмазы в ЮАР»?

Первый. В Африке 55 государств, в которых говорят на 2000 языков. Их нужно изучать. Для науки никаких дополнительных объяснений не требуется. Африка разная и от этого особенно интересная, мне ближе такой ответ, чем желание добывать там алмазы. Конечно, Африку можно изучать и для эксплуатации ее ценных ресурсов, но в этом кроется опасность заиграться в «геополитический футбол», когда континент воспринимается просто как объект воздействия. На условном поле толкаются «старые игроки» — Европа и США — и новые — Китай и Турция. Не думаю, что Россия тоже должна придерживаться такого подхода — еще больше эксплуатировать не самый благополучный континент. Мне он кажется бесперспективным, потому что подобное отношение — это хорошая тактика, но плохая стратегия. Приведу пример: политика Советского Союза в Африке в определенном плане оказалась более дальновидной, чем в Восточной Европе. Она не ассоциируется с эксплуатацией и контролем и вызывает симпатию у африканцев определенным «альтруизмом» — например, помощью в строительстве заводов на этом континенте, культурных центров, госпиталей, университетов и других социально важных объектов.

Помимо интереса и прагматических соображений, какие еще есть мотивы изучать африканские языки и культуры?

Современное общество нуждается в людях, в том числе африканистах, которые живут не только в рамках своего культурного измерения. Человечество пережило три главные информационные революции. Сначала появился язык — уникальный инструмент передачи информации, потом изобрели письменность, затем — появились мобильная телефония и интернет. За счет скорости передачи информации мы победили не только время, но и пространство. Все люди оказались погружены в единое информационное поле: теперь о событии в любой точке земного шара можно узнать моментально. Сложившееся глобальное информационное пространство кардинально меняет мир и общество, которое все еще поделено на социально-политические системы. Справиться с этим вызовом, то есть встроиться в информационное пространство, помогут люди, которые понимают язык, культуру, литературу и образ жизни других этносов, обладают способностью видеть мир с разных ракурсов. Если в обществе есть достаточное количество таких людей, оно будет успешно развиваться.

Объясните на конкретных примерах, как изучение Африки может помочь в решении глобальных проблем?

Мои учителя говорили, что, изучая Африку, мы лучше понимаем себя и окружающий мир. Дело в том, что на африканском материале ученые сформулировали многие важные гуманитарные идеи. Например, Николай Михайлович Гиренко в своих работах писал о делении на культурное и социальное измерения. Эта теория может быть применима, например, к спору на телевидении о том, надо ли указывать национальность в паспортах. К ответу на этот вопрос можно подойти так: паспорт — это документ социально-политической реальности, а этнос — это культурная идентификация. Смешивать эти два измерения нельзя. Национальность в паспорте может быть либо бесполезной, либо вызвать дискриминацию или протекционизм по национальному признаку. Приведу другой пример: дискуссия о допустимости ношении хиджаба в школе. На мой взгляд, ограничивать доступ в социальные учреждения на основании культурных идентификаторов нельзя. При этом к никабу (головной убор, полностью закрывающий лицо) отношение должно быть другим. В этом случае культурная идентификация нарушает социальную норму — это тоже неправильно.

Как в Африке возникло столько проблем — бедность, межэтнические столкновения?

Кризисные явления в Африке отчасти связаны с неестественностью границ, которые сложились после колониализма — они повторяют линии, прочерченные европейцами. В результате возникают внутриполитические, межэтнические конфликты, которые создают угрозу для жизни местного населения. Люди бегут из Африки, в том числе в Европу, — возникает проблема миграции. Это пример того, какие последствия может иметь эксплуататорское отношение к другим государствам, этносам. Именно поэтому необходимо перестать эксплуатировать Африку и воспринимать ее как источник доходов.

Эксплуатация нами богатств экваториальных провинций без законного на это права могла бы иметь некоторый материальный успех, но нанесла бы страшный удар нашему моральному воздействию на Абиссинию. Кроме того, императорское правительство, руководимое принципами законности и справедливости, не может допустить нарушения этих принципов обществом, находящимся под его покровительством.

Докладная записка российского императорского министра-резидента в Абиссинии (Эфиопия) Константина Лишина от 12 июня 1902 года

Дело в том, что искатель приключений, отставной поручик гвардии Николай Леонтьев организовал в Абиссинии коммерческое общество, законность которого была весьма сомнительна. Рассматривалась возможность опеки российского правительства над этим обществом, и Лишин в своей записке высказал мнение по этому поводу. На мой взгляд, это правильная стратегия поведения любой страны по отношению к Африке.

Как можно помочь Африке?

На этот вопрос нет простого ответа. Отправить туда бесплатное продовольствие — значит, подорвать местную экономику, которая станет неконкурентоспособной. Регулярно на самолетах возить продовольствие для континента с миллиардным населением — идея практически неосуществимая. Подобные действия — лишь краткосрочное решение проблем в самых критических случаях. Финансово стимулировать африканскую экономику без эффективной системы социально-политической организации и распределения ресурсов малоэффективно: деньги осядут в карманах чиновников, а до населения не дойдут. Разработка механизмов урегулирования существующего неравенства между регионами — это серьезная гуманитарная проблема. Ее можно решить усилиями международного сообщества при активном участии самих африканцев.

Работа в «поле»: об африканских экспедициях

В советское время выезжать в экспедиции было крайне сложно, поэтому занимались в основном теоретическими проблемами. Впервые я поехал в Африку в 2002 году с преподавателем Университета Валентином Феодосьевичем Выдриным, сейчас он — профессор Национального института восточных языков и цивилизаций в Париже. Валентин Феодосьевич организовал экспедицию в Кот-д’Ивуар для изучения языков манде — многие языки Африки до сих пор не описаны. Финансировал экспедицию швейцарский фонд, а участниками были россияне. Вообще, с началом нулевых наши преподаватели-африканисты стали активно ездить по странам Африки, которые изучали. Но проблема с выездами все равно существует: не везде безопасно, возникают трудности с логистикой, не всегда хватает финансирования. Обычно в экспедиции преподаватели Университета выезжают зимой, потому что летом в Африке плохая погода, из-за дождей не везде можно проехать, а в течение учебного года — академическая нагрузка. Иногда мы берем с собой в экспедиции студентов, чтобы они тоже смогли включиться в полевую работу в Африке.

Я в основном езжу в лингвистические экспедиции — это не романтическое путешествие, а тяжелая работа. В экспедиции мне нужен компьютер, электричество и хорошие информанты — носители языка. Запись информантов — это примерно 10–20 % работы, остальное занимает анализ услышанного.

Доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой африканистики СПбГУ Александр Желтов

Например, одно слово может произноситься семью разными тонами — это можно зафиксировать не только на слух, но и с помощью специальной компьютерной программы. Задача ученого в том, чтобы понять имеет ли, например, в одном конкретном случае значение, что информант произнес слово разными тонами или не имеет, будет ли меняться значение слова, если его произнести в разных регистрах. Если язык информанта еще не описан в науке, задача становится максимально трудной.

Если меня просят рассказать что-нибудь интересное про экспедиции для широкой публики, то я обычно рассказываю про экспедицию в нигерийскую провинцию Адамауа. Там я смог записать на видеокамеру обряд инициации (символический переход мальчиков во взрослую жизнь) у ньонгов. Это уникальный материал, потому что по — степенно обряд становится архаичным — местное население все больше принимает христианство или ислам. Я всюду ходил и снимал, делал какие-то видеоролики непрофессиональной аппаратурой. Это была удачная экспедиция и с точки зрения сбора лингвистического матери — ала — тогда у меня был интересный информант: первый ньонг, получивший высшее образование. Он работал судьей местного арбитражного суда, правда, это скорее мешало нашей работе: у него было много дел, он часто отвлекался на телефонные звонки. Еще одна экспедиция — социолингвистическая — была в Кению и Танзанию в 2013 году. Такая большая поездка стала возможной, потому что тогда в Восточной Африке находились пять моих учеников, которые мне очень помогали. Я тогда исследовал язык суахили — на — сколько он вариативен, как меняется в зависимости от региона и этнической принадлежности говорящего. Суахили в Восточной Африке — язык межнационального общения, на нем говорят около 100 миллионов человек из разных этнических групп.