Африканистика в России: прошлое и настоящее

135  И. И. Филатова. Дмитрий Алексеевич Ольдерогге и извилистая история карасса  в Узкое, дом отдыха АН СССР, а Аполлон Борисович Давидсон, мой научный руководитель и коллега по кафедре, обычно ездил навестить его там. В середине 1970-х годов у меня появилась машина, и Аполлон Борисович, наверно, попросил меня отвезти его туда. С этого времени мы встречались с Дмитрием Алексеевичем регулярно, хотя и не часто—и в Узком, и во время его других визи- тов в Москву, и во время моих поездок в Ленинград. Иногда это были прогулки по городу, иногда я бывала у Дмитрия Алексеевича и Ирины Андреевны дома, иногда они бывали у Аполлона Бори- совича, и тогда он приглашал и меня. По крайней мере однажды ДмитрийАлексеевич был и у меня дома. Это всегда были очень при- ятные и интересные встречи. Дмитрий Алексеевич был остроумен, неформален, часто весел, иногда язвителен. Круг его чтения был феноменальным, а память — удивительной. Мог сказать, напри- мер: «Из меня лезет Блок», и потом минут сорок читать Блока на память. Было интересно слушать его пикировку с Давидсоном по поводу событий в Академии, его рассказы о ее прошлом, о Поте- хине, Шийке и многих других. О себе он говорил редко и мало, во всяком случае со мной; с Аполлоном Борисовичем, судя по его словам, был более откровенен. Я никак не могу причислить себя к ученикам Дмитрия Алексе- евича: его мало интересовала политическая история колониальной и постколониальной Африки, которой я тогда занималась, а меня совсем не интересовали африканские системы родства и языковые классификации африканских языков. Но интересы несколько сблизились в начале 1980-х годов, когда я начала заниматься социальной историей Кении второй половины девятнадцатого — начала двадцатого века, то есть перерастанием доколониальных общественных структур этого региона в колониальное общество. И разговоры, и переписка с Дмитрием Алексеевичем по этому поводу дали мне очень многое и помогли выработать свое видение колониализма и понимание этого явления.