В. Г. Гузев. Избранное

238 В. Г. Гузев. Избранное: К 80-летию тюркском языке — это формы с показателями - duk , -( j ) asy , -( j ) acak : kany аnuƞ sӓvdük jāri? (ЮЭ, 136б) ‘где друг, которого он любит?’; baş kurtara- sy jer gӓrӓk (ЮЭ, 110б) ‘нужно место, где можно спасти голову’; varacak jerüƞ (Ч, 38) ‘место, куда ты отправишься’; gizlӓ-n-ӓcӓk jer (ЮЭ, 24а) ‘место, где можно спрятаться’ (словоформа возвратного залога) и т. п. В современном турецком языке субстантивно-адъективная форма - у ( асаk ) одинаково свободно используется в высказываниях типа okuy- acak ӧğrenci ‘ученик, который (сам) будет, может... читать’ и типа okuy- acak kitap ‘книга, которую предстоит, можно... читать’, наряду с oku-n- acak kitap ‘книга, которая будет, может... быть прочитана’ (словоформа страдательного залога). Субстантивно-адъективные формы в сфере атрибутивного использо- вания способны сигнализировать только о том, что действие есть при- знак предмета, но не содержат в своем значении указания на то, в каких отношениях находятся действие и предмет. Эта особенность отличает их от причастий, которые заключают в своем значении указание на то, что предмет есть производитель действия 1 . Если словоформа, состоящая из основы и причастного аффикса (iç + ӓn ‘пьющий’), несет «залоговую» информацию, а словоформа, со- стоящая из основы и аффикса -( j ) acak (var + acak ‘связанный с уходом’), таковой не передает, то естественно заключить, что глагольная основа сама по себе никакого залогового значения (или компонента значения) не имеет, то есть не может выполнять функцию сигнала, указывающего на характер взаимоотношений предмета и действия, что это значение привносится или не привносится в словоформу теми или иными по- казателями. Можно допустить также, что глагольная основа имеет нулевой по- казатель действительного залога, а показатели некоторых категорий как бы «отключают», нейтрализуют его значение. Из этих двух решений предпочтительным представляется первое как более соответствующее строю тюркских языков. Приняв его, необ- ходимо также предположить, что с точки зрения тюркского сознания в качестве обычного, нормального, исходного всегда воспринималось и воспринимается активное взаимодействие предмета и действия, при котором предмет истолковывается как производитель последнего. По- скольку подразумевается именно такое взаимоотношение, не возникает и потребность в особом знаке для его выражения. Специальные знаки потребовались для сигнализации об иных, отличных от «нормальных», 1 Там же.